В архиве судов “Hetq” изучил уголовное дело бывшего солдата, не имеющего обоих родителей Цолака Погосяна, который уже 11 лет находится в тюрьме в статусе пожизненно осужденного. С разрешения управления по уголовно-исполнительным учреждениям Министерства юстиции мы побывали в УИУ “Нубарашен”, где в одной из комнат встретились и побеседовали с Цолаком. Он до сих пор утверждает, что не убивал своего сослуживца Карена Петросяна, добивается повторного рассмотрения своего дела. 

Цолак, расскажите немного о себе – где ты жил, с кем… 

Я круглый сирота, жил в России, потом приехал в Армению. До призыва в армию жил с братом в квартале Бангладеш. Брат старше меня на 10 лет, у нас разные матери. Сейчас он живет не в Армении. Как не имеющего обоих родителей меня призвали в воинскую часть, расположенную недалеко от Еревана, в Советашене.  

Кто приезжает к Вам на свидания? 

Дядя с материнской стороны. Мы с ним виделись дважды.

В уголовном деле есть показания о том, что с покойным Кареном Петросяном вы были близкими друзьями. Что произошло в тот день?

С Кареном мы были из одной роты, потом его перевели в другую роту. Мы пошли звонить, а когда вернулись, все были взбудоражены, сказали, что кто-то повесился. Когда поднялись на крышу, то увидели, что это Карен. Мы были в шоке, не понимали, что произошло, почему…

В суде Вы сказали, что самопризнательные показания были получены в результате избиения.

Следователь написал показания на армянском языке, а поскольку я жил в России и армянским не владею, то сказал, что не понимаю, что он написал, потребовал переводчика, потом адвоката. Но не приходил ни адвокат, ни переводчик. В результате избиения меня заставили подписать показания, но я не знал, что там написано. Я подписал, находясь в состоянии шока и желая поскорее избавиться от них.  

Сколько дней Вы оставались в Военной полиции?

Четыре дня.

Цолак, в суде Вы сказали, что это было не избиение, а “самосуд”. Как Вас доставили в изолятор? Врач Вас осматривал?

Любому человеку понятно, что могут сделать в полиции, на что там способны, чтобы заставить нормального, сознательного человека измениться до такой степени, чтобы дать нужные им показания. Что касается избиения, то все знают, как могут избивать в полиции. Словами это не описать. Когда меня привезли в тюрьму, на мне были синяки, это все запротоколировано, в деле, наверное, имеются соответствующие бумаги. Здесь я изменил свои показания, поскольку почувствовал себя более защищенно. В рамках госзаказа привели адвоката (у Цолака не было средств на то, чтобы нанять адвоката. – Авт.), который якобы должен был представлять мои интересы. Но вскоре я понял, что он человек ненадежный и защищает не мои интересы, а интересы прокуратуры. Карен был на гауптвахте. Почему он там оказался за несколько дней до смерти, почему его избил офицер, почему его не допросили… Эти вопросы защитник не поднимал. Они основывались только на том, что я дал самопризнательные показания, но никто не спросил, как я дал эти показания – добровольно или вследствие пыток. Карен был близким для меня человеком. Я удивляюсь, как полиция не раскрыла это дело и свалила все на меня, как меня посадила пожизненно, искалечили мне жизнь… Перед смертью Карен получил телесные повреждения – ушиб головы, синяки, на спине были следы от ударов. Но это было за три дня до драки с ребятами еркрапа, что зафиксировано в заключении судмедэкспертизы. Там также указано, что удары были нанесены и в день происшествия, чтобы было убедительно, что  якобы я избил Карена, потом повесил. Я не мог представить, что меня могут приговорить к пожизненному заключению. Думал, появятся люди, которые докажут, что я невиновен. Пожизненное заключение – это значит, что до конца жизни ты должен сидеть в тюрьме. Но тда я еще не осознавал этого. Меня привели на пятый этаж, в камере были нормальные люди, все старше меня, я был самым младшим.  

Вы, не имея адвоката, самостоятельно написали апелляционную жалобу, а потом и кассационную жалобу на русском языке. 

Я пережил разочарование, объявил голодовку, жаловался на рассмотрение своего уголовного дела, но ничего не менялось. А для обращения в Европейский суд в первую очередь нужно иметь адвоката. Я был один, что я мог сделать.

Когда Вас доставили в тюрьму, Вам не было еще 21 года. Сейчас Вам уже 32. Как Вы прожили эти 11 лет? Чем занимались? Хотели бы работать, создать семью…?

Занятие находим – телевизор… Я перечитал все книги из тюремной библиотеки. Сейчас, когда я прошу книгу, мне приносят те, что я уже читал.

Даже между близкими людьми, которые длительное время находятся в небольшом помещении, возникают разногласия… 

В какой семье не бывает ссор… Но здесь не так, чтобы мы начинали плакать горючими слезами. Нормально… Нас в камере четверо, все одногодки, сидим пожизненно в основном по военным делам…

Есть возможность заниматься спортом?

Спортзала нет, но в камере можно самостоятельно заниматься, делать по утрам физзарядку.

Прогулка, если не ошибаюсь, тоже проходит в такой же камере, только вместо потолка решетка… 

Те же четыре стены, только наверху открыто. Было бы хорошо, если бы мы выходили на прогулку на свежий воздух, но раз по закону предусмотрено так, значит жаловаться не приходится.

Вы сказали о голодовках. Они дали какой-нибудь результат?

Никакого результата. Я часто объявлял голодовку. Однажды голодал 28 дней.

Жалоб на уголовные дела много, но никаких сдвигов нет. Если бы это зависело от Вас, что бы Вы сделали?

Когда говорят “пожизненно заключенный”, людям на воле кажется, что это какие-то каннибалы. Но это не так. Это те же люди, которые просто оказались за решеткой. Им нужно дать возможность вернуться через исправление. Человеку нужно давать надежду, чтобы он после длительного исправления смог выйти на свободу.

Цолак, а что делает система, чтобы человек выходил из тюрьмы гражданином со здоровыми мыслями, здоровой душой и телом, чтобы за пережитые в тюрьме страдания он не пытался мстить на воле другим?  

Самое страшное состоит в том, что здесь людям внушают, что они изолированы от общества. Они сами превращают людей в зверей, а потом жалуются, почему человек так меняется. Это вы делаете его таким. Если человек невиновен, но попадает за решетку, вы заставляете его стать таким, каким вы хотите его видеть. Но если у человека сильная воля, он не изменится. 

Как ты представляешь себе свое будущее по другую сторону решетки?

Пусть человеку дают надежду, чтобы он имел возможность выйти отсюда. Тогда уже мы представим, каким должно быть наше будущее, не будем чувствовать себя покинутыми.

Вы будете бороться за то, чтобы доказать Вашу невиновность?

Одной борьбы мало, надо иметь средства, которые помогут вести эту борьбу.

Во что Вы верите?

В Бога. Может, когда-нибудь откроется спасительная дверь…

Вы когда-нибудь обращались к президенту с просьбой о помиловании?

Не обращался и не чувствую в этом необходимости. Я не делал ничего такого, чтобы просить о помиловании. Но я много раз жаловался на то, что оказался в тюрьме несправедливо.

Здесь много людей, которые, как и Вы, утверждают, что попали в тюрьму вследствие ошибки?

В камере есть двое, солдаты, которые утверждают, что не виноваты, но нас никто не слышит. Наши дела фабриковал в основном Джангирян. Кто его не знает. Все знают, что трех ребят приговорили к пожизненному заключению, но потом освободили. Джангирян фактически ошибся.

Я брала интервью у г-на Джангиряна, спросила и о Вашем деле. Он его хорошо помнил, считает, что приговор справедливый, что убийство совершили Вы. А на Ваш взгляд, что произошло с Кареном? Это было самоубийство?

Конкретной версии у меня нет, но скорее всего это было самоубийство. Я никого не подозреваю в убийстве Карена.

Есть что-то, о чем я не спросила?

Если мои слова могут дойти до влиятельных лиц, даже если дело будет рассмотрено повторно, наверняка смогут найти что-то, что позволит доказать мою невиновность. У меня нет средств, чтобы нанять адвоката… Мне очень больно, что я оказался в статусе пожизненно осужденного, хотелось бы найти выход из этой ситуации. Здесь много людей, которые нуждаются в этом. Людей с одним трупом (совершивших убийство одного человека. – Авт.) много, есть дела по армии, несправедливые приговоры. Если закон изменится или эти дела будут заново расследованы… Людям, убившим одного человека, с первой судимостью давали пожизненное заключение. Возможно даже, что этот человек не был виноват. В 18, в 20 лет нельзя приговаривать к пожизненному заключению, может, человек в состоянии измениться. А сажая его на всю жизнь в тюрьму, ему не дают возможность доказать, что он другой.    

Фото Нарека Алексаняна